Кондратий Биркин  «Анна Австрийская. Кардинал Мазарини. Детство Людовика XIV»

Первая мысль, возникшая у меня при чтении этого "опуса" принадлежит не мне, а шевалье д'Эрбле: "Сударь, вы только что позволили себе обойтись с нами чрезвычайно вольно. Я не могу допустить этого ни в коем случае, и менее всего когда такое обращение исходит от лица, передающего королеве весть, сочиненную лжецом".
И это еще очень мягко. Видно знакомство автора с источниками, но это не мешает ему допускать множество ошибок. Ко всему прочему, автор позволяет себе отзываться обо всех участниках событий грубо и с презрением. К тому же мною был обнаружен факт плагиата, без указания авторства. Биркин приводит разговор Гонди, Монтрезора, Лега и д'Аржантеля в архиепископском дворце 26 августа 1648 года. Однако этот разговор практически без изменений мы находим в хронике Александра Дюма-отца "Людовик XIV", разница в переводе "Воображаю" - "Надеюсь",  Разочаруйтесь" - "Разуверьтесь". В мемуарах самого Гонди этот разговор приводится таким образом:
  Возвратившись домой, я приказал пустить себе кровь, ибо ушиб под ухом сильно распух, но надо ли вам говорить — не боль мучила меня всего сильнее. Я поставил на карту доверие, каким пользовался в народе, поселив в нем надежду на освобождение Брусселя, хотя всеми силами остерегался ручаться в этом своим словом. Но мог ли я надеяться, что народ увидит различие между надеждой и ручательством? И мог ли я рассчитывать после всего, испытанного мною в прошлом и замеченного недавно, что двор пожелает принять в расчет слова, какие нам с маршалом де Ла Мейере пришлось сказать по его наущению — не имел ли я, напротив, оснований быть убежденным, что он не упустит возможности совершенно погубить меня в общем мнении, внушив народу подозрение, будто, войдя в сговор со сторонниками двора, я решил оттянуть время, чтобы народ обмануть? Предвиденье это, представшее передо мной во всей его обширности, печалило меня, но не искушало. Я не раскаивался в содеянном, ибо был убежден: долг и благоразумие обязывали меня поступить так, как я поступил. Я, так сказать, облекся сознанием долга и даже устыдился, что предаюсь размышлениям об исходе дела; когда вошедший Монтрезор заметил мне, что я обманываюсь, если полагаю, будто много выиграл своим выступлением, я ответил ему так: «Я много выиграл уже по одному тому, что избавил себя от необходимости оправдываться в том, будто я не помню благодеяний, ибо оправдательные речи всегда нестерпимы для человека порядочного. Если бы в обстоятельствах, подобных нынешним, я остался дома, разве Королева, которой, в сущности, я обязан своим саном, могла бы быть мною довольна?» — «Она и так недовольна, — возразил Монтрезор. — Госпожи де Навай и де Мотвиль только что сообщили принцу де Гемене, что в Пале-Рояле убеждены, будто вы желали подстрекнуть народ».
У Биркина же он полностью соответствует Дюма. Причем Биркин указывает у себя в книге год написания (1871), годы написания хроники Дюма  1844-45. Указания на авторство нет. 
Просмотрев другие "тексты" авторства Биркина, убедилась, что он подобными методами пользуется везде.